Вторник, 19.03.2024, 12:04 | Вы вошли как Гость| Группа "Гости" | Мой профиль| Вход

                                                     

               

                                                   

                                               Поэзия             

       

      Коллекция стихов Ивана Ивановича Успенского


КИРЮШКИНУ ВАСИЛИЮ ДМИТРИЕВИЧУ
ПОСВЯЩАЕТСЯ

7.III 1891~1977 11.V

Давайте вспомним, братцы, за рюмкой коньяка 
  Кирюшкина дед Васю, соседа-старика.
  Семья была большая: ртов девять, стол - велик.
  Глава семьи - дед Дмитрий суровый был мужик.

  Учил дед Васю с детства деревья вырубать,
  Из них лопаты делать, трудом хлеб добывать.
  И жили на заимке почти что десять лет.
  Чуть речь не позабыли - скучнее места нет.

  Но деду жизнь такая видать, на пользу шла.
  В плечах - сажень косая, и силушка была.
  Тогда и записали его в призывники,
  Но силой с ним тягаться боялись мужики.

  Раскручивал ребят он, да сразу шестерых.
  Аж за четыре метра потом искали их.
  А если дед свой бицепс покажет мощный вам,
  Холщовая рубаха рвалась, и не по швам.

  Шутил своею силой, троих валил он с ног.
  И двухпудовой гирей перекреститься мог.
  Был в армию он призван в двенадцатом году.
  Имел, как полагалось, густую бороду.

  От той поры далёкой и до минувших дней,
  Что с ним бы не случилось, он не расстался с ней.
  И стал дед гренадёром лейб-гвардии полка.
  Сам Мамонтов в примеры всем ставил старика.

  Солдат дед был примерный, он по Уставу жил.
  И звание "фельдфебель" по праву заслужил.
  Принц на вольтижировку персидский приходил.
  Он раньше стажировку в России проходил.

  Командовал он ротой, приветствовать просил.
  И в свой шатёр, на ужин, он деда пригласил.
  Слуга приносит рюмки, бутылку коньяку.
  Принц капнул грамм по тридцать себе и старику.

  Затем он про Россию тосты провозгласил,
  Какую-то закуску слугу принесть просил.
  Подумал дед - маслята, хотел уж вилкой ткнуть.
  Глядит - они в тарелке шевелятся чуть-чуть.

  А принц без всякой вилки, рукой её схватил.
  Потом засунул в уксус, и тут же проглотил.
  Не робкого десятка тогда Кирюшкин был,
  Но всё равно, от страха, как крестятся - забыл.

  У деда побежали мурашки по спине:
  Там устрицы лежали, как на морском на дне.
  И дед без всякой вилки, рукой её схватил,
  И пикнуть не успела - её он проглотил.

  Не помнит, как персидский закончился обед.
  Такое угощенье навек запомнил дед.
  Пришлось на фронте деду в то время побывать.
  Германия с Россией решили воевать.

  Солдаты без винтовок в атаку шли порой.
  Ведь не готов к войне был царь - Николай Второй.
  Во Францию отправил два корпуса солдат.
  Попал туда Серёга, дед Васи младший брат.

  Когда в войне период критичный наступил,
  То Ранненкампф к востоку поспешно отступил.
  Теперь его за это история корит.
  Ведь генерал Самсонов поэтому разбит.

  Тогда у патриотов был пламенный порыв,
  Но не помог России брусиловский прорыв.
  Царём и царской свитой проиграна война.
  Разорена, разбита, разграблена страна.

  Царю не рады были все бабы, мужики.
  И вовремя власть взяли тогда большевики.
  Навоевались вдоволь, о мире речь зашла.
  Крестьяне шли по сёлам: у каждого дела.

  А жаль, что дед в ту пору к наркому не сходил.
  Теперь уж в генералах он точно бы ходил.
  Служил дед в гренадёрах, там служба - не проста.
  И заслужил четыре Георгия-креста.

  Завидовать наградам мог даже офицер.
  Иначе выражаясь, он - полный кавалер...
  Не знала, не гадала, не думала страна,
  Что снова ожидала Великая война.

  Чужие шли солдаты на русский горизонт.
  Три сына у дед Васи отправились на фронт.
  Ты, Родина-отчизна, им счастья пожелай.
  Но без вести пропали Иван и Николай.

  Напрасно ждут танкистов и бабушка, и дед.
  Ведь с той поры далёкой прошло так много лет...
  Владимир своих братьев немного пережил.
  В машине, за баранкой он голову сложил.

  Я помню, как письмо то читали по слогам.
  Не пожелаешь горя такого и врагам.
  Но пережил дед горе, и духом не упал.
  В колхозе он трудиться ещё прилежней стал.

  Он всем на удивленье в лугах стога валял,
  У Шурки-бригадира обмер, аж, не хватал.
  Народ его за это безмерно уважал.
  Он с Гришкой Артомоховым научный спор держал.

  Кто лучше стог сваляет, кто песню пропоёт,
  Кто лучше пляску спляшет, кто больше водки пьёт.
  Тогда Григорий Павлыч совсем не зря кричал:
  Гимназию экстерном в Касимове кончал.

  Апостолы, молитвы, знал Гришка наизусть.
  Кирюшкин не сдавался, - ты знаешь? Ну и пусть!
  Он в грамоте Григорию совсем не уступал.
  Цитаты с"Капитала" он наизусть читал.

  А всё ж друзьями были вот эти два деда.
  И вместе приходили к нам в баню иногда.

ПИСЬМА В АРМИЮ ВАСИЛИЮ РОМАНОВИЧУ 

  Служи, Василь Романыч, и помни про ребят.
  Как "чачу" пили в сбруйной по пять недель подряд.
  Как Шмаги с коробками в Машухин лезли дом,
  И как пожар тушили пожарные потом.

  Василь Петрова вспомни с его "чаво-чаво",
  И вспомни ты Мазая - братишку моего.
  Ведь дед Мазай когда-то был тоже сопляком,
  Потом подрос немножко и стал призывником.

  Как мы с Бедилой спички решили почиркать,
  И мигом двор Кирюшкин заставили пылать.
  Расплата нам за это была недорогой:
  Меня верёвкой били, бедилу - кочергой.

  Как Гришка Артомохов, ботфортами звеня,
  Искал во ржи Кирюху, бедилу, да меня.
  - Мол, яблок нет, заразы, картошку вам - не жрать.
  Зачем сюда залезли? И вспомнил чью-то мать.

  Как к Верочке Кутьиной залезли в огород:
  Решили взять немного мы яблок на компот.
  Она нас увидала, на поле догнала,
  За уши оттрепала, вот были, друг, дела.

  А вспомни, как покойник Чилик стожок свернул -
  Он чуть не развалился: Мазай плечом толкнул.
  И Пашка Клёнов тоже чудны стога крутил:
  Взовьёт под само небо, аж не хватает вил.

  Зато старик Кирюшкин - хороший стоговал.
  У Шурки – бригадира обмер аж не хватал.
  А вспомни ты Каланю, Ерохова Ванька,
  Зенка, Чудного Ваську, Семёна-Чабука.

  Ему б годочков скинуть, оставить тридцать лет,
  Он показал тогда бы - дрожал бы белый свет.
  И дед Кирюшкин тоже - в фельдфебелях бывал.
  Он вёл в атаку роту, и устрицы жевал.

  А как Зенок - сосед твой, порядком черпанул,
  За Клавдиной за рощей потом с моста нырнул.
  От трактора осталась кабинка без стекла,
  Зенок же - невредимый, вот были, друг, дела.

  Однажды на машине в луга дрова он вёз.
  Был я, Фатеев, Яшкин, порядочный был воз.
  Проехали Чернышку - воз вдвое меньше стал:
  На каждом километре Зенок бревно терял.

  По яблоки в Ерахтуре залезли мы потом,
  Уж до того наелись - страдали животом.
  А на лугах, как, вспомни, работали весь день:
  Картинка, Красониха, Горшки, Махры, Плетень,

  Сухая Липа, Ржавцы, Великие луга...
  Ах, русская природа, как нам ты дорога.
  А лошадей ты вспомни, Апрельку и Зверка,
  Чуму, Майка, Марата, Иртышку - старика.

  Про Бышовца ты вспомни - Лугов был комендант.
  Про Лубняка - Ивана, Он - старший лейтенант.
  Да разве ты забудешь гитару, Сашана,
  А Ваську Борового, а Кольку Глазана.

  А как на конях мчались, в будённовцы годны
  Ребята Андрюховы - дядь Васины сыны.
  Служи, Василий, лямку Солдатскую тяни.
  Имей контакт с начальством - поймут тебя они.

  Ты вспомни, как в Чернышке купались в озерке,
  А как мы загорали на пляже на Оке. 
  На тракторе Петрович всё копны к нам возил,
  А ночью бил ногами и матом голосил.
   
  Как Серый на косилке окашивал кусты,
  И как сражались в карты и он, и я, и ты.
  Как мясо мы делили на равные куски.
  И как с отъездом пили водяру мужики.

  Как колья продавали в Ерахтуре с отцом,
  Бутылку распивали в столовой за крыльцом.
  За мёдом на Ватажку ходили иногда.
  Да пчёлы искусали, опухли, вот беда.

  Решили Мишка с Женькой комариков морить,
  Свернули по здоровой сигаре - закурить.
  Комар - он был и будет, зато лачужки нет.
  Чем делать - прежде думай - вот мой тебе совет.

  Служи, Василь Романыч, и нас ты не забудь,
  Придёшь ты, форму скинешь, а всё ж солдатом будь.
  Тогда уж ты дорогу Анку не перейди,
  Оставь её в покое, солдата честь блюди.

  И Грибовой Елене каменья не бросай,
  Пускай живёт старуха - солдата честь спасай.
  По яблоки не лазай, и в окна не стучи,
  И в полночь на правленьи частушки не кричи.

  А первомайский праздник в лесу встречали мы.
  Где от былых заводов остались лишь холмы.
  А как в футбол играли второго, поутру,
  А как потом устали, я думал, что помру.

  Вы, сволочи, частенько нас брали в оборот,
  Рязанец чуть не плакал у наших у ворот.
  И как он не старался – четыре пропустил,
  Придётся набираться нам к лету больше сил.

  Центральный форвард Шмага сражался, как Пеле,
  Шарахнул два стакана - играл навеселе.
  Аникин и Трофимыч, да что там говорить,
  Вы здорово в то утро нам дали прикурить.

  Служи,Василь Романыч. Отчизну сберегай.
  Отслужишь ты два года - дорогу выбирай.
  Возьмёшь ты чемоданчик, вещичек-то не воз.
  И можешь подаваться в "Искру", родной колхоз.

  Дадут тебе машину - могучего ЗИЛа,
И будешь ты носиться с села и до села.
И будешь со Швынтовки возить ты молоко.
Оттуда до Починок не так уж далеко.

  А вечером на Лубонос изволишь отъезжать,
  Смотри, Василь Романыч, не вздумай обижать.
  С починскими не драться, ребята - хоть куда,
  А с пексельскими надо сдружиться навсегда.

  Родную школу вспомни: директора, Блинка,
  Бориса-музыканта, и Шпильку-чудака.
  А коль в колхоз не хочешь, солдат - везде берут.
  Тогда крути педали в Берлин, Париж, Бейрут.

  Но помни, за границей, друг Васька, не плошай,
  Держи там ухо востро, вопросы сам решай.
  А лучше - возвращайся опять в СССР.
  С тобою не подружат не мистер и не сэр.

  Дождёт тебя баб Дуня, и мать тебя дождёт.
  Пройдёт всего два года, и дембель подойдёт.
  Съешь метров сто слёдки, и сахара мешок,
  Четыре пуда масла, и хлеба кузовок.

  Износишь ты портянки, истопчешь сапоги,
  И можешь подаваться домой, на пироги.
  Ты сильно повзрослеешь, придёшь уж не такой.
  Служи, Василь Романыч, Храни страны покой.  

КУМА

Приехала к нам Клавдия, ну, старшая сестра.
Во тьме найти не может отцовского двора.
А как заходишь в Увяз - у нас кума живет,
Как отчудит чего-то, народ пупочки рвет.

Кума отцова - Полька, решила с ней сходить,
А тут канавы рыли, чтоб воду проводить.
У нас тогда решили вести водопровод,
Стоит на месте дело уже который год.

Сам Зубарев приехал, как будто строят БАМ.
Нет, видно это дело ему не по зубам.
 Глубокие канавы – примерно - метра два,
 Туда Слепая Дуня сыграла однова.

Сломала свою клюшку, да выбила руку.
Как раз поминки были- полгода Петруньку.
Потом опять упала, смеялись мы над ней.
Опять не без причины - Мондыге сорок дней.

Луна зашла за тучи, хоть глаз коли - темно.
Песка штурмуют кучи, как альпинист в кино.
Идут они, болтают, уж дом не вдалеке.
У Польки была сумка здоровая в руке.

Она сказала Клавдии: - смотри, не упади,
Здесь, дьявол, есть канава - в нее не попади.
Едва успела сделать внушение родне,
А через две секунды кума уже на дне.

От страха там не может она двух слов сказать:
Вся мокрая, вся в глине, а надо ж вылезать.
Воды в канаве много, весной-хоть пруд прудить,
А Клавдия побежала скорей отца будить.

Отец бежит в кальсонах, ни грамму не поймет.
Ужище он спросонок, да лестницу несет.
Увидев инструменты, любой тут не смолчит.
 Кума в канаве матом на Яклева кричит.

На лестницу вступила, прошла ступеньки две,
Да оползла канава - кума опять в воде.
Пришлось куму подмышки ужищем обвязать,
Чтоб было ей из ямы удобней вылезать.

Такими вылезают из пруда, из реки.
Минут пятнадцать Полька кидала матюки.
Ругалась так, как будто объелась беленой.
С тех пор кума канав обходит стороной.

В ДЕРЕВНЕ.

Приезжаю в Увяз я - не был там полгода.
А на улице стоит скверная погода.
Ни на Пасху,ни на Май солнышка не видно,
Вот поди, позагорай, до чего обидно.

К магазину подхожу, там стоит коняга.
На телеге спит, лежит пьяный-Сашка Шмага.
Сел к нему, вожжой огрел по боку кобылу.
А потом я повстречал Джоника - Бедилу.

Мотоцикл переводил он через дорогу.
А потом зашли к отцу, выпили немного.
Выпиваем мы, сидим, Андрюхов приходит.
И с отцом про петухов разговор заводит.

У него родной петух штуку отчебучил-
Взял куда-то и ушёл, всех он их замучил.
 Толь в Шемякино ушёл, выбирать невесту,
А скорей всего, нашёл он в похлёбке место.

У отца два петуха по двору гуляли.
По утрам между собой даже драться стали.
Вот, в курятник забрели мы с дядь Васей вместе,
А они сидят, глядят сверху, на нашесте.

Изловчился и схватил старого за ногу.
Кукарекал и орал целую дорогу.
Почему-то не признал он хозяев новых-
В тот же вечер убежал он от Андрюховых.

Убежал почти туда, где живёт Каланя.
Еле-еле догнала там его тёть Паня.
Снова убежать хотел, не петух - шалава.
Посадить пришлось на цепь словно волкодава.


В МЕТРО

Однажды Петька Серый примерно в ноябре
Свою свинью зарезал на собственном дворе.
Всё мясо он свиное хотел продать сперва,
Но всё ж себе оставил - на зиму - пуда два.

Знать, захотел свининой родню он угостить,
А заодно в столице у Маньки погостить.
Набил он чемоданы, мешочек прихватил.
А утром вместе с Тонькой в столицу прикатил.

Про эскалатор Серый ещё давно читал.
В душе он сомневался - проверить всё мечтал.
А тут, как сам увидел - душою подобрел,
На лестницу чудную он с полчаса смотрел.

Везёт она и вещи, везёт она народ,
Битком людьми забита - людской круговорот.
С великою опаской на лестницу вступил,
А, надо нам признаться, намедни - перепил.

По сельской по привычке сигару засмолил,
Два чемодана с мясом за спину завалил.
Дядь Петя удивлялся, на вывески глядел.
Немного размечтался, ну, и наделал дел.

Мол, вот приеду в Увяз, промою там нутро,
Да расскажу сельчанам, что побывал в метро.
- А ну, как, не поверят, оставят в дураках.
А Тонька сзади едет, у ней мешок в руках.

Она отцу сказала: - смотри, не упади,
Кончаются ступеньки, ты на пол перейди.
Да не расслышал Серый, переспросил:"Ч-А-В-о?".

Вот тут - то и случилось несчастье у него.
Он к Тоньке повернулся, под ноги не глядел.
И вместе с чемоданом он на пол загудел.
Дядь Петя - тот с похмелья не понял ничего,

А тут с мешком и Тонька летит через него.
В метро народу много, куда лишь кто идёт?
Бросай в толпу конфетку - на пол не упадёт.
На Петьку навалилась аж, целая гора,

Да видит тут диспетчер - опасная игра.
Мотор остановила, и Петьке жизнь спасла.
Метро запомнил Серый, вот были, друг, дела.
 

  РЫБАЛКА.
Я однажды порешил испытать закалку.
Зять - Кашуба пригласил меня на рыбалку.
 На рыбалке-красота, чем вам не потеха.
 По дороге,по пути в Кирицы заехал.

У меня, ведь, там сестра - Клавдия проживает,
Ну, а Васька на реке мостик охраняет.
Мы с Михалычем вдвоём литру проглотили,
 Кой - какие там дела вместе обсудили.

Толковали с племяшом, следом, по порядку.
 Так и хочется ему ехать на Камчатку.
 Он мне всё тот край хвалил, ну, не жизнь, отрада.
 Я его предупредил - пить поменьше надо.

Тут, ведь, истина проста: век идёт за веком.
Если совесть - то чиста, будешь Человеком.
Мы сидели допоздна, ну, а с позаранок
Меня Мишка проводил в лес, на полустанок.

Долго поезд дожидал, тут уж не до смеха.
Но часов, примерно, в шесть в Шилово приехал.
Я в окошко постучал - проявил характер,
А автобус - то умчал час назад в Ерахтур.

Поплевал я сгоряча, и со злости - тоже,
А потом уж рассудил: этим не поможешь.
Три часа я ожидал транспорта другого.
 Я и сам не ожидал казуса такого.

На вокзале - холодень, как на Оймяконе,
Словно там сидят весь день не люди, а кони.
Дует ветер через дверь, на окошках - льдины.
Может простудиться зверь, могут и пингвины.

Как во сне я вспоминал чай горячий с пловом,
МПС упоминал нехорошим словом.
Для сугрева - бы стакан, да пирог из теста.
Всё ж к двенадцати часам прибыл я на место.

Лаял на цепи Дружок, нагонял он страха.
Всё же в избу я вошёл - удивилась сваха.
Как - никак, а года два я её не видел.
Вот поэтому была на меня в обиде.

Сразу же меня - за стол, щами накормила,
 И коровьим молоком целый день поила.
 Да, попил я молочка, тёплого, парного.
 Ведь в Рязани, хоть умри, не найдёшь такого.

Черпанёшь бокал-другой, прибавляет силы.
Жаль, что Колька умотал поблеснить на Вилы.
 Про меня не вспоминал - трудно бестолковым,
 Пять часов я дожидал их со Смуряковым.

Я девчатам песни пел, собирал матрёшки.
Тут "Урал" затарахтел, привезли рыбёшки.
Окуней да судаков жарили, варили.
 С Колькой мы на молзавод лыжи навострили.

С углем тачку прикатил - сделал тренировку.
Сват в котельню пригласил, выпили перцовку.
 Сели вечером за стол, и вкусна же рыба!
 Рыбакам да поварам от души-спасибо.

О делах, да о друзьях говорили много.
А потом уж спать легли: завтра – путь-дорога.
 В пять часов Кашуба встал, чувствую, страдает.
 На плиту поставил чай, тяжело вздыхает.

А потом мы поутру к Крёстному сходили.
Возле церкви, на пруду мотыля намыли.
А немного закусив, стали собираться.
Потому, что на Исток долго добираться.

Взяли сети, котелок, две пешни, лопату.
Сват поехал на завод - привезти обрату.
Взяли сани и топор, сундучок рыбачий.
Сухарей, да сахарку - выпить чай горячий.

Положила сваха нам сало, да печенье.
Лишь одно мы не учли: было воскресенье.
Воскресенье, чтоб тебе ни пера, ни пуху.
Водки Колька не нашёл, только - бормотуху.


С бормотухи толк какой? ни в башку, ни в ноги,
Нет, помощничек плохой от неё в дороге.
Увязались, как могли, вышли за ворота.
 И на Глинку побрели мимо Заготскота.

А по Ерханке пошли - встретили Гаврилу.
На Гаврилу - жаль смотреть: шёл он через силу.
Ведь над лункой просидел пять часов Гаврила,
А вся рыба в стороне от него ходила.

Ни ершок, ни окунёк не брали поклёвку,
Из чего теперь варить мужику похлёбку?
Хоть бы жалкий судачок на блесну попался.
 Вот поэтому он шёл - матерком ругался.

От него несло на лес винным перегаром,
А напротив ставил Бес сети с Кочемаром.
Я не знаю, что-нибудь может, и попалось?
 Мимо мы держали путь - солнце вверх поднялось.

А погода- благодать, чудная погода.
Я в Рязани не видал такой за три года.
Солнце высоко стоит, и мороз несильный.
 Под ногами снег скрипит, пот течёт обильный.

На рыбалку мы тепло, с толком одевались,
Словно полюс покорять Северный собрались.
 Вот мы Ерханку прошли, след ведёт к опушке.
 И вплотную подошли к Увязской избушке.

К повороту мы прошли, и не зря старались-
Там Бесовы полыньи старые остались.
Между прорубей у них провод был проложен.
 И дядь Коля говорит: - тут мы ставить можем.

Чтоб не нужно было там лишнего трудиться,
Мы решили - провод нам очень пригодится.
 Две сети за полчаса протянули дружно.
 А для этого долбить лунок тридцать нужно.

Тут подъехали, глядят парни с Нармушади.
Привязали узелки на багажник сзади.
 Попросили мы у них на уху рыбёшек.
 Дали нам - три судачка, восемь окунёшек.

Отошли мы с километр, выше, по Истоку,
И раскинули бивак под кустами, сбоку.
Стали лунки вырубать под ещё три сети.
 Ну, а рыбу вынимать будем на рассвете.

Им - в привычку, мне – впервой, нелегка работа.
Но ударить в грязь лицом тоже неохота.
Изо всех старался сил проявить сноровку.
Чуть пешню не утопил, и сломал шумовку.

Всё ж поставили, ушли развели костёрец,
Под рюмашку завели дельный разговорец.
Рассказал дядь Коля нам, как однажды летом
Порыбачили они с дядь Васей - соседом.

Привезли они леща - килограммов двести,
Ну, а к ночи напились с дядей Васей вместе.
 Утром ломит голова: что такое с нею?
 Водки разве где найдёшь? Побрели к Корнею.

Тот им дал на три рубля хлеба, самогонку.
- Всё не пейте, закричал он друзьям вдогонку.
 Не послушались его, сразу черпанули.
 А шагов через пятьсот под кустом уснули.

Встали через два часа, всё-таки не в спальне.
В голове как молоток бьёт по наковальне.
И дядь Вася приутих, лишь башкой качает.
У крылечка снова их тот Корней встречает.

- Вы бы рыбки принесли, выпили б на славу.
- Нет, Корней, уж сам хлебай ты свою отраву.
Он заправил самогон куриным помётом.
Уж смеялись с Колькой мы, аж покрылись потом.

Посмеялись мы над ним, солнце закатилось.
И Венера над Пупком тускло засветилась.
Дохлебали мы уху, да и бормотушку...
Побрели на гору, в лес - ночевать в избушку.

Да и в ней - едва теплей, пасечник, скотина:
Не оставил на ночь нам капли керосина.
Захотели вскипятить чайничек на печке,
Да оставили запас сахара на речке

Смуряков нашёл медку - вкусно получилось.
Лишь от дыма голова чуточку кружилась.
К печке руку не прижмёшь: вся огнём пылает,
А у нас с Кашубой дрожь зубы выбивает.

Не пошёл на пользу мёд - в животе бурлило.
Кольку за ночь восемь раз за порог носило.
То обхватит он живот, то прижмёт подушкой.
 Звёзды на небе считал, сидя за избушкой.

Снова печку разожгли - не было заботы.
Между делом стали мы травить анекдоты.
 Тут я вспомнил про хорьков: Колька - заливался,
 Да и хмурый Смуряков тоже улыбался.

 Курам - дым, или огонь - хватит им отваги.
 Как почуют хорью вонь - падают, бедняги.
 Колька вспомнил, как весной крыса тут ходила.
 Ваньке Кузину башку чуть не откусила.

Да и сами мы сейчас боялись такого,
Ночь проходит, настаёт Рождество Христово.
 Нам бы на реку сходить, да проверить бредни.
 Голова стучит в висках - выпили намедни.

Нам оставить бы чуток перед той дорогой,
Только - близок локоток- укуси, попробуй.
 До сетей - то мы дошли, только все замёрзли.
 Посмотрели - Бог ты мой! все ко льду примёрзли.

 Где примёрзли? Тут, иль там? Вот, неразбериха.
 И узнали мы - по чём фунт бывает лиха.
 Три часа снимали мы из прорубок сети.
 Тут и рыбу проклянёшь, да и всех на свете.

Сети сразу же в мешок бросили поспешно.
А.вообще, на тот улов обижаться - грешно.
 Килограмм семнадцать мы всё - таки словили.
 То - есть, время - то не зря мы здесь проводили.

Растопили мы костёр, вскипятили чая.
Захотели потрясти "Морды" у Лахая.
 Но дядь Коля нам не дал совершить ошибки,
 Нас Мильтон опередил – вытряс - всё до рыбки.

Да ещё свалил на нас, вот пойми, заразу.
Хорошо, ему Лахай не поверил сразу.
 Загрузили санки мы, бичевой стянули.
 Третий - колом подпирал, а вдвоём - тянули.

До Ерахтура семь вёрст бедные, отдули.
Лишь у Глинки, один раз мы передохнули.
 Снова потом изошли, хоть и путь бывалый.
 В дом поклажу привезли: рад - и стар, и малый.

Сваха ставит щи на стол, ну, а сват - спиртного.
И отметили мы там Рождество Христово.
Рыбу делим на троих - фунтов по шестнадцать.
 Тут автобус подошёл - начали прощаться.

С рыбаками я теперь буду солидарен.
За рыбалку Кольке я очень благодарен.
 Пусть устали мы в тот раз, пусть всю ночь не спали.
 Но зато уж поутру что мы испытали!

С плеч усталость в то же час снимет, словно ложкой,
Как увидишь, что в сетях плещется рыбёшка.
Уж сегодня поспешу я закончить тему,
 И, быть может, допишу данную поэму.

 

Следующая страница


>
Сайт о селе Увяз Шиловского района Рязанской области<